Отели Хорватии

07.02.2017

Вслед за Родченко интерес к костюму, своей формой выражавшему обобщенное содержание пластического образа того или иного социального типа, проявляли и другие художники. Выстраивалась целая линия такого рода поисков в искусстве сценографии 1920- 1930 годов как оставшихся на уровне эскизного замысла, так и осуществленных на сцене. Из эскизных замыслов наиболее значительно решение А. Экстер комедии «Смерть Тарелкина» А. Сухово-Кобылина, предназначавшееся для постановки Студии МХАТ (1921). Костюмы воплощали одну-единственную главную черту всеобщую медвежеподобность, массивную приземленность в разных их вариациях у каждого персонажа. Предложив столь обобщенную гротесковую версию действующих лиц пьесы, Экстер, по словам Я. Тугендхольда, «эту рыхлую русскую гофманщину... облекла в форму почти скульптурную, почти монументальную по своей линейной четкости... Ее проекты костюмов... словно проекты памятников». Собрались в отпуск? Посмотрите отели хорватии и отели умаг на tui.ru.

Тем же путем сочинения костюмов, воплощавших в своей форме, конфигурации, силуэте и цвете самую суть персонажа как социального типа, шел К. Вялов, когда оформлял спектакль «Стенька Разин» В. Каменского в театре Революции (1924). При этом он использовал и кубистические, и супрематические приемы в их свободном сочетании. Плоскости и объемы, локально окрашенные в разные основные цвета, создавали обобщенные по форме и статуарно монументальные по ритму костюмные образы мужиков и голытьбы, воевод и негров.

Несколько иным способом решал аналогичную задачу М. Левин художник, тяготевший к экспрессионизму. Он исходил из реальных элементов бытовой одежды (сюртуки, кафтаны, платья, шубы и пр.), которые обобщал, гиперболизировал, гротесково заострял. Таковы его купцы и купчихи в эскизах к «Смерти Пазухина» М. Салтыкова-Щедрина (1924), еврейские типы в «Закате» И. Бабеля (1928), бояре в опере «Камаринский мужик» В. Желобинского (1933). Однако, благодаря тому, что художник имел дело именно с реальными элементами одежды, его костюмные образы, при всей их обобщенности, вместе с тем воспринимались и в своей вполне обычной функции: как бытовая одежда действующего лица, не претендующая на значение самостоятельного и самоценного сценографического персонажа.